Алена, 37 - 29 февраля 2008 06:33

Если бы не...


По пустынному, обдуваемому ноябрьским пронизывающим ветром, побережью прогуливался сухощавый человек, сильно припадая на правую ногу. Вечно один, он часами ходил вдоль линии прибоя то пристально всматриваясь выцветшими глазами куда-то за горизонт, то понурив голову, из-за чего казался еще более старым.
Иногда он доставал из кармана небольшую старую книгу в обшарпанном кожаном переплете и что-то, беззвучношевеля губами, читал, остановившись и повернувшись к морю спиной.
По легкому шевелению губ можно было догадаться, что читает он именно стихи. Изредка кашель сбивал его с ритма и, откашлявшись, он по-старчески резко убирал томик и резко шагнув, оглядывался, будто соображая где он.
Считанное число раз его сопровождала девочка, непослушные золотистые локоны изящно развивались из-под старомодного капора. Старик никогда не выпускал руку девочки из своей, будто боялся, что она улетит вместе с клоками высохших водорослей, там и сям валявшихся под ногами.
Изредка он поворачивался к ребенку, и, склонившись, тихо бормотал скорее себе, нежели спутнице:
- Пушкин был прав… О, как же он был прав, что не дожил до старости…
А однажды он пробормотал что-то непонятное. «Рок-н-ролл мертв, а я еще нет…»
Он не одобрял народовольцев, не принимал террор как средство изменения общества, критически относился к сумасбродному Толстому.
До самой смерти он клял Мартынова, так бездарно промахнувшегося на дуэли и оставившего ему, Второму Поэту, судьбу медленно стареющего опального старика-инвалида. Лермонтову шел семьдесят четвертый год…